Из России в Индию. Пешком, под парусами и в седле: о 103-х путешественниках и 4-х великих навигаторах - Валентин Осипович Осипов

книгах: индуса Вивекананда и другой – о нём». Еще в этот день прозвучало столь необычное: «За обедом Л. Н. сказал: – Мне совестно говорить это, но я радуюсь авторитету Толстого. Благодаря ему у меня сношения, как радиусы, с самыми далекими странами: Дальним Востоком, Индией, Америкой, Австралией».

20 апреля. Книга Ганди не отложена. Маковицкий запомнил: «Л. Н. сказал мне об этой книжке: – Прочтите ее, Душан Петрович. Я всю исчеркал. Интересно».

21 апреля. Еще от Маковицкого: «Л. Н. хвалил и рекомендовал перевести книгу (Ганди) и сказал, что напишет предисловие к переводу». Увы, не дано было свершиться столь нужному для России замыслу.

22 апреля. Снова записки Маковицкого: «За обедом Л. Н. рассказывал про книгу Ганди: “ Как Ганди описывает, что когда он был мал, его заставляли мясо есть. А мать ему внушала не курить, не пить и от половой жизни воздерживаться. Это у них было ухарством – есть мясо, чтобы показаться цивилизованным. Ганди – религиозный, высокорелигиозного понимания жизни. Он не брамин, а из купцов. В Англии презрительно относились к нему как желтому и требовали тюрбан снимать. Это книга о нем как о знаменитом руководителе революции, борьбы непротивления против Англии. Я нынче все утро читал”».

25 апреля. Напомню: в толстовском дневнике рассказано о том, что пишет письмо для Ганди. Отправил его на следующий день. Подписал так: «Ваш друг и брат Л. Толстой».

Как не заметить: он подряд пять дней под влиянием книги Ганди. Но и дальше не отвлекся.

29 апреля. Из записок Маковицкого снова явствует, что Толстой продолжил высказывать свои оценки взглядам Ганди. Но и такое я узнал по дневнику самого писателя: с этим же именем писалось одно из писем самого Толстого в сентябре.

28 мая – снова Гольденвейзер о высказываниях: «Как хороши пять буддийских заповедей. 1.Не убивай сознательно ничего живого.2. Не бери того, что другой считает своей собственностью.3. Не прелюбодействуй. 4. Не лги. 5. Не употребляй никаких одурманиваюющих веществ. Все это самое важное… собственность, а только отрицающая насилие над волей другого».

15 июля – из под пера музыканта упоминание, что «какой-то индус просится приехать… Л. Н. сказал: Признаюсь, меня прельщает тюрбан».

31 июля – ешё факт от Гольденвейзера: «В Ясной я застал гостей: /…/ русский консул из Индии».

6 августа снова помянут некий житель Индии, стремящийся познакомиться с Толстым.

8 августа вновь значимый факт: «Л. Н. подойдя ко мне сказал: Это буддист прислал мне (книгу). Он сторонник непротивления и сочувствует мне, читал мое письмо к индусу о том, что единственное средство их особождения – неучастие в самопорабощении. Очень интересная книга».

16 сентября – теперь дневник Толстого с наикратким: «Перевод Ганди». Увы, эти два слова вне каких-либо пояснений, но и того достаточно, что упомянут великий вождь индийского освободительного – от колонизаторов англичан! – движения.

23 сентября – вновь Толстой: «Читал Макса Мюллера “Индийская философия”. Какая пустая книга».

Октябрь. Последний месяц жизни Толстого. Выделю: и он прожит в немалых размышлениях об Индии. Вот, к примеру, запись за 6-е число: рассуждения о бесконечности смены поколений всего сущего на земле идут с отсылом к традициям Индии. И наконец 17 октября завершающая запись в «Дневнике для одного себя». Толстой здесь упоминает о своих занятиях книгой древнеиндийского философа и писателя: «Читал Шри Шанкара…» Этой строчке предшествовало: «Чувствую себя нравственно хорошо. Помню, кто я». На следующий день первая строчка в дневнике написалась такой: «Всё тоже тяжелое отношение страха и чуждости».

До кончины оставалось всего-то 20 дней.

Но не только дневниками запечатлены индийские интересы-запросы Толстого.

Журнал перед уходом из жизни. Если побывать в яснополянском у Толстого рабочем кабинете, а он сохранен в том виде, в каком навсегда прощался со своим великим хозяином, можно разглядеть на полке – она над письменным столом – среди всяких разных изданий некий индийский журнал. И вдруг, когда писатель покидал Ясную Поляну, его глаза скользнули в последний раз по стенам кабинета, по столу, по книжным полкам, по этому журналу…

Но далее уже без никаких выдумок: журнал-то был читан. Да с похвалой одной статье. Это засвидетельствовал всё тот же Маковицкий.

До кончины оставались дни…

Не Индией единой. Выделю эту мысль, дабы не складывалось мнение, что жизнь Толстого подчинялась только лишь одной странею Она, ясное дело, состояла в совокупности множества забот и интересов. Чтобы напомнить об этом впишем же «индийский» интерес творца и мыслителя, например, в апреле во многое другое. Заботят самоубийства в стране и в мире. Осуждает пьянство. Высказывается за вегетарианство. Корит Достоевского («Как-то Достоевского нападки на революционеров не хороши»), Обвиняет съезд писателей за то, что из его письма при публичном зачтении выпустили два слова о правительстве: «сброд» и «заблудшие». Пишет о талантах русского народа работать быстро. И еще, еще.

Среди тех, кого вспоминал в разговорах или на бумаге, помимо Ганди ещё и ещё корифеи разных народов и эпох из сфер науки и политики, литературы и культуры: Сократ и, к примеру, Пушкин, Карл Маркс, Каутский, Массарик и Кропоткин, Кант и Арцыбашев, Торо, Гоголь и Некрасов, Лао-Цзы, Конфуции и Тургенев, Лесков, Куприн и Шоу, Гюго и Дюма-сын, Диккенс и Л. Андреев, Моцарт и Гендель, Рафаэль, Рубенс…

Домочадцы и гости слышат высказывания Толстого о Финляндии и финах, о Китае и китайцах, о США и американцах, об Англии и англичанах, даже о Коста-Рике…

Гости всякие приезжали, к примеру: «9 апреля… Вчера посетитель: шпион, служивший в полиции и стрелявший в революционеров пришел, ожидая моего сочувствия… Нынче два юноши меня поучали и обличали: один требовал, чтобы я «боролся» бомбами… Нынче утром приехали два японца в умилении восторга перед европейской цивилизацией».

Неминуем вопрос: в какой же работе ума Толстого и в каких проявлениях своих чувств тянулся он в этот последний для себя год к Индии? И этим он выявил сложнейшие сочетания и даже вычитания, если поиграть словами. Вот несколько извлечений из его записей о своих душевных терзаниях: «Как хорошо помнить свое ничтожество… Как хорошо на душе, столько записал… Одно из самых тяжелых условий моей жизни, это то, что я живу в роскоши… Как не быть благодарным и за рождение, и за жизнь, и за смерть… Сколько ни старался жить только перед Богом – не могу… В первый раз почувствовал случайность всего этого мира… Вчера проехал мимо бьющих камень, точно меня сквозь строй прогнали…»

Еще: «Ищу блага…»

И еще такое вроде очень простое признание, да однако не растолковать как, почему и зачем